Федор Сволочь ‒ псевдоним Александра Старостина, основателя питерской группы «Theodor Bastard». Их творчество можно смело назвать жемчужиной русской музыки. Внежанровые, экспериментальные композиции практически не имеют аналогов в России. Федор рассказал нам о творчестве «Theodor Bastard», о своих путешествиях и взгляде на сетевое пиратство.
Ремарка: В 2012 году вы сказали: «Мы стремились достичь эффекта размытости, чтобы нельзя было точно сказать, о чем поется». Эта фраза актуальна? К чему размытость?
Федор Сволочь: Абстрактные тексты нам до сих пор близки. Искусство, оно на то и искусство, чтобы выражать себя через метафору, гиперболу, аллюзию и другие выразительные средства. Что такое конкретика? Вот я тебе скажу: «Стул». О каком стуле подумал?
Р: Вот, стоит перед нами.
Ф.С.: А я имел в виду кованый, металлический. Если б я не спросил, то ты бы кивнул, что понимаешь меня, и я бы подумал, что ты понимаешь. У нас была бы иллюзия понимания. Любое описание предмета – это усредненный штамп, который возникает из нашего личного опыта. Наше сознание воспринимает мир через призму слов. В этом их и сила, и коварство. Конкретика на самом деле еще больше искажает восприятие мира. Чем наши тексты абстрактнее, тем точнее мы наводим фокус на реальные, внутренние ощущения человека.
Конкретика на самом деле еще больше искажает восприятие мира.
Р: То есть тексты особого содержания не имеют. Скорее, являются образами, настроениями.
Ф.С.: Внутреннее содержание, безусловно, имеют. Но мне в поэзии всегда нравился абстрактный текст, потому что он оставляет место для интерпретации, для фантазии. Например, Бодлер, Рембо, Введенский, Крученых…Тем более текстов на русском у нас очень мало, что еще больше расширяет простор для фантазии.
Р: Да, зачастую соло Яны – это некий диковинный язык. Это реальные языки племен, народов?
Ф.С.: Где-то да. В «Tapachula» это науатль ‒ язык ацтеков, мертвый язык. Известно его написание, но произношение неясно. Есть люди, которые занимаются реставрацией мертвых языков. Они и помогли нам сделать текст к песне. Есть тексты, построенные по принципу глоссалий[1]. Этот прием используется и в суфийских песнопениях, и в церковных, во многих эзотерических практиках.
Р: В вашем творчестве вы смешиваете разные культуры, а приверженцами какой являетесь сами?
Ф.С.: У меня было счастливое советское детство. Мы – дети этой страны, и русский фольклор изучаем с интересом, но не пытаемся его воспроизводить в аутентичном виде. Для нас это стилизация.
Р: Каждый ваш альбом можно назвать экспериментальным, то вас клонит к Востоку, то к африканской культуре, теперь вот на русскую обратили внимание. Чего ждать от следующего альбома?
Ф.С.: У нас есть материал в русском этническом ключе, есть интернациональный. Мы пока не знаем, какой лучше пойдет. Может, объединим.
Р: Где вы сводили последний альбом «Ветви»?
Ф.С.: В России, в студии «Добролет», с Андреем Алякринским. «Ойкумену» и «Ветви» делали с ним.
Р: Вы как-то хотели сопроводить выпуск альбома сборником сказок, но не вышло. Так ничего и не написали?
Ф.С.: В альбоме саундтреков «Music For The Empty Spaces» есть сказка «Старшие». Это именно с того цикла сказок, который хочу в будущем оформить в книгу. У меня была договоренность с одним питерским издательством, но по нему сильно ударил кризис, и оно закрылось. Но мы на кризис не жалуемся, в самый кризисный год у нас было больше туров, чем когда-либо. Этот же выезд у нас третий или четвертый за сезон.
Р: Вы упомянули альбом саундтреков. В каких фильмах они звучали?
Ф.С.: В документальных. Это фильмы бразильского режиссера Густаво Сантоса «Пауза» и российского ‒ Виктора Фокеева, «Загадки нашего Я».
Р: В одном из интервью вы сказали, что не зарабатываете концертами. В то же время много путешествуете и занимаетесь только музыкой. Получается, концерты все-таки приносят достаточный доход?
Ф.С.: Если говорить о заработке, то независимая музыка в России ‒ это предприятие, строящееся на альтруизме. Какие-то концерты на периферии приходится давать даже себе в убыток. Но для нас это определенная культурная миссия, как бы пафосно это ни звучало. Мы понимаем, что можно всю жизнь жаловаться на то, что в России слушают только хип-хоп и шансон, и не выбираться за пределы Садового кольца, а можно попробовать изменить ситуацию. Ждать, что на нас свалятся какие-то безумные гонорары, бессмысленно. Я путешествую в основном в ходе гастролей, но, к сожалению, мы практически не видим городов, в которых выступаем.
Р: Но ведь вы были на Востоке, в Африке?
Ф.С.: В Африку ездил наш перкуссионист[2] Кусас. Я путешествовал по Востоку: Иран, Ливан, Сирия. Это были больше этнографические поездки, не курортный отдых. Много ездил автостопом, кстати, неоднократно проезжал Брянск. Путь частенько лежал через погранзаставу «Три сестры», а дальше через всю Украину, через Румынию в Болгарию ‒ 8 дней с рюкзаком за спиной в одну сторону, ночевали только на обочине, в придорожной пыли, под грохот проносящихся грузовиков. В юности каждый год таким образом ездили в Турцию, на Черное море или в Европу. Сейчас в основном на велосипеде: и физическая работа какая-то, и свободы действий больше, чем в машине. Выбираем маршруты больше дикие, вдали от людей. Русский Север, прежде всего. Ребята, к сожалению, один поход провели без меня, на Камчатку летали. Я в то время гастроливал. На Урале много были, сейчас думаем о Башкирии или Грузии.
Р: Вы как-то сказали, что многое знаете о мифологии народов Севера. Можете вспомнить что-нибудь интересное?
Ф.С.: Я неоднократно ездил на западный берег Онежского озера, где живут вепсы. Там даже дорожные указатели на вепском языке. Этот народ изначально бережно относился к природе, охота к ним пришла от русских. Когда вепсы стали охотиться, у них появилось поверье: если ты выходишь с ружьем на охоту и встречаешь женщину, то охота не удастся. Женщина у вепсов ассоциировалась с Матерью всего живого. Когда вепс шел на охоту, то он клал на пенек сладости или иные угощения для духов леса. То же и с духом воды. Вепсы вообще больше ‒ рыболовы. Еще они считали, что чем больше беременная женщина работает, тем здоровее родится ребенок. Поэтому загоняли беременных женщин в поле пахать (смеется), но я могу приврать, потому что не все хорошо помню. У них в библиотеке есть пара интересных книг, которые больше нигде не найти.
Видел множество артефактов оставшихся от древних саамов ‒ знаменитые сейды, например. Был на Сейдозере, в Ловозерских тундрах, где ночевал в палатке. Сейдозеро ‒ место священное. Древние саамы считали, что в нем нельзя мыться и даже грязным котелком воду зачерпывать. Озеро окружено горной грядой, и к нему можно попасть только через горный перевал, дорог нет. Места сильнейшие: ветер как будто кругами ходит вдоль берега озера, словно живой злой дух.
Неподалеку, на отвесной скале отчетливо виден 74-хметровый след испепеленного богами великана Куйвы. Он пришел к саамам с войной, и народ призвал богов в защиту. В скалах есть плоскогорья, похожие на аргентинские плато. Там ничего не растет, кроме мха. Места абсолютно уникальные. Смотришь и не веришь, что находишься в России, недалеко от Петербурга. Кажется, смотришь фильм на Discovery. Что еще примечательно, там нет толп туристов, место не загажено.
Дугин и некоторые исследователи считали Сейдозеро колыбелью Гипербореи.
Р: Вы ‒ поклонник Дугина?
Ф.С.: Я был с ним знаком. Его издательство «Арктогея» в свое время издало много классных книг, которые иначе просто не перевели бы на русский. Благодаря «Арктогее» я узнал Густава Майринка, Рене Генона. «Голем» Майринка на меня оказал большое влияние. «И люди, и звери, и боги» Оссендовского я прочел тоже благодаря «Арктогее». Очень интересный документ эпохи революции о беглом белогвардейце, который выживал в сибирских лесах.
Р: Вы ‒ человек суеверный?
Ф.С.: Сложно сказать. В каких-то вещах, может быть. Я знаю, что многие слова имеют силу. Я очень осторожен со словами. И в повседневном общении, и во внутреннем пожелании человеку, потому что можно реально навредить ближнему своему или себе.
Р: В вашем коллективе есть какие-то собственные приметы, традиции?
Ф.С.: Мы перед концертом обнимаемся. Если эту традицию почему-то нарушаем, то действительно происходит … Но это тонкие вещи, не хотелось бы их озвучивать.
Р: Сколько инструментов в арсенале группы?
Ф.С.: Может быть, несколько тысяч… У нас только одних барабанов целая коллекция. Есть небольшие инструменты: варганы, трещотки, шейкеры, ‒ которые используются в студийной записи, но плохо слышны на концертах. На них мы используем меньше инструментов, выбираем наиболее эффективные, что-то сэмплируется, на что рук не хватает.
Р: В России есть коллективы, близкие вам по звучанию?
Ф.С.: Я бы сказал, есть близкие по духу, но их немного. Я многие годы называю нежно любимый коллектив «Волга», Анжелу Манукян… Была группа «Театр яда», распалась к сожалению, из-за смерти лидера. В этом месяце, кстати, выходит его, Яна Никитина, сборник стихов – очень ожидаемая нами книга. Вообще не так много коллективов, с которыми мы дружим, общаемся. Мы в прошлом году выступали на «Castlefest» в Голландии, там мы больше встретили близких по духу исполнителей, которые также совмещают электронику и акустические элементы.
Р: А в этом году собираетесь участвовать в каких-нибудь фестивалях?
Ф.С.: С нашим участием пройдут «Дикая мята», «Троица. Все живое», румынский фестиваль Dark Boombastic Evening. Последний состоится в самом сердце Трансильвании, в местечке Альба-Юлия, где находится самая древняя румынская крепость. Мы там уже дважды играли и нам понравилось.
Р: За границей вроде бы сетевое пиратство развито не так сильно, как у нас. Там можно заработать на продаже дисков?
Ф.С.: Мне кажется, пиратство развито везде одинаково. И считаю, что пиратство не мешает продаже дисков, просто они потеряли актуальность. Когда мне дарят диск, я не понимаю, как его использовать. Я кладу его с любовью в коллекцию, а сам альбом скачиваю на iTunes или плачу музыкантам в Kroogi. Множество есть способов отблагодарить музыкантов напрямую – Bandcamp и т. д.
Пиратство не мешает продаже дисков, просто они потеряли актуальность.
Кстати, я недавно принимал участие в дискуссии известных западных групп по поводу торрент-трекеров. Все группы пришли к тому, что пиратское распространение только помогает продажам. Сейчас появилась довольно большая сознательность у слушателей. Они качают альбом для ознакомления и, если есть финансовая возможность, благодарят музыкантов, если нет, делают это потом.
Музыка не должна быть доступна лишь избранным. Она делается ведь не для денег. Конечно, деньги нужны, чтобы окупить затраты, но я против запрета на выкладывание музыки. Более того в наши российские торренты, которые сейчас запретили, мы сами отдавали музыку. Они у нас всегда спрашивали разрешение. Вообще я удивлен их закрытию, потому что знаю, что они работали с правообладателями и при первых же их претензиях без вопросов закрывали раздачу.
